Електронна бібліотека/Проза

смехом, — о, у них шляхетные "звычаи", шляхетные "вчынкы"!
— Так, значит, он тебя... за обиду... за "зневагу"?.. ]
Мазепа забросил гордо голову и по лицу его пробежала надменная, презрительная улыбка.
— Что значит обида и что такое "зневага"? Если б у тебя был драгоценный сосуд и ты, разбивши его, выбросила бы осколки на двор, — разве ты посчитала бы это обидой, если бы кто-нибудь подобрал эти осколки и унес их с собой?
— Но ведь они дорогие, зачем брать чужое? I
— Раз выброшены, так значит от них "одцуралысь", — вскрикнул с горечью Мазепа, — душа человеческая, Галина, дороже всего на свете, и ни за какие деньги ее никто не может закупить!
— Но, — произнесла тихо Галина, — я не понимаю, что ты говоришь, — разве можно разбить душу? ;я
— Скорее, чем что-нибудь на свете!
— Но как же ты мог поднять ее?
— О, мог бы, если бы не был таким осмеянным дурнем, если бы... ох!
— Да что ты морочишь, — произнесла обиженно, робко Галина, следя своими опечаленными глазами за расстроенным лицом Мазепы, — ведь душа — дух Божий!
— У одних дух Божий, а у других "тванюка", "змиина отрута".
Мазепа замолчал, замолчала и Галина; на личике ее отразилась мучительная работа мысли.
— Он убил кого-нибудь, не на смерть, а ты хотел вылечить? — произнесла она после короткой паузы, тихо, боязливо.
— Нет, дитя мое, — ответил с глубоким вздохом Мазепа, — я думал сначала так, но ошибся: то был уже давно труп.
— Так значит он был душегуб и за то, что ты узнал об этом, он и привязал тебя к коню?.. Ох, как же это ему даром пройдет, и король не покарает?
— Король? Что король! Пусть глаза мои лопнут, если я ему это прощу! — произнес Мазепа мрачно. — Есть у меня более верный "пораднык" чем король, — моя сабля!
На лодке снова водворилось молчание. Не направляемая ничьим веслом, она тихо покачивалась на волнах, медленно подвигаясь вниз. Галина с тревогой следила за выражением лица Мазепы.
— А пани? Там ведь была еще какая-то пани? — произнесла она тихо, после большой паузы, — отчего она не спасла тебя?
— Пани? — переспросил ее изумленно Мазепа и на щеках его выступил яркий румянец. — Откуда ты знаешь? Кто сказал тебе об этом?
— Ты сам, когда у тебя была "огневыця", говорил об этом; ты кричал на нее, чтоб она уходила, ты боялся ее... Кто была она?
Мазепа опустил глаза и произнес угрюмо:
— Она была его женой.
— Но ты звал ее куда-то с собой? Ты говорил, что она не захотела с тобой уйти. Мазепа поднял голову.
— Да, я звал ее с собой, я хотел спасти ее от этого "ката", но она... А! Что говорить об этом! — вскрикнул он раздраженно и, махнувши рукой, опустил голову.
Что-то непонятное, неведомое доселе Галине дрогнуло в ее сердце. В словах Мазепы, в его страстном возгласе она почувствовала какую-то обиду для себя; острая боль впилась ей в сердце, на глаза навернулись слезы.
Он сердит оттого, что звал ее, а она не захотела уйти, он хотел спасти ее от пана. "А, так это о ее душе говорил он!" — пронеслось молнией в ее голове, и вдруг от этой мысли непонятная грусть охватила ее. "От чего же он хотел спасти ее? Именно ее? Верно, она была красивая, верно, он очень жалел ее?"
Погруженный в свои воспоминания, Мазепа не заметил впечатления, произведенного его словами на Галину.
— Что ж, она была хорошая, гарная? — произнесла Галина дрогнувшим опечаленным голосом, — ты очень любил ее?
— О, не спрашивай, — вскрикнул порывисто Мазепа, — ты ведь не можешь понять, ты не знаешь этих золотых гадин, которые не умеют ни любить, ни чувствовать! Для которых золото — да их "почт вельможнопанськый" дороже всего на земле!
На лодке снова воцарилось молчание. Ни Мазепа, ни Галина уже не замечали окружающей их красоты; оба сидели молчаливые, немые, ошеломленные роем окруживших их дум. Между тем никем не управляемая лодка тихо ударилась о берег реки и остановилась. Мазепа машинально вышел на берег, за ним вышла и Галина. Они пошли по зеленой степи: кругом не видно было ничего; хутор давно уже скрылся из виду, кругом расстилалось лишь зеленое поле, пестреющее множеством полевых цветов; при дыхании ветерка высокая трава гнулась и снова подымалась, и казалось тогда, что по степи пробегает широкая волна; нежный аромат цветов и полевой клубники наполнил воздух. Но ни Мазепа, ни Галина не замечали ничего.
Мазепа шагал быстро, порывисто, как только шагает сильно взволнованный человек; несколько раз он сбрасывал шапку и, проводя рукой по лбу, подставлял его свежему дыханию ветра, словно хотел облегчить свою голову от жгучих, мучительных дум. Галина шла рядом с ним, погруженная в свои мысли.
"Зачем он хотел спасти ее? Именно ее? — словно повторил какой-то назойливый голос в ее сердце. — Если он жалел ее, то значит любил, если он любил ее, то значит она была гарная, хорошая, разумная. Он сердится, значит, ему жаль ее, значит он не забыл ее

читати