Літературний дайджест

Джон Маверик, Джон Маверик... имя этого автора можно раскатать на языке, как древний свиток. Известен он, прежде всего, в сетевых литературных кругах, а вот первая книжная публикация состоялась у него совсем недавно. В питерском издательстве «Другие люди» тиражом в десять тысяч экземпляров вышла его дебютная книга «Маленькое волшебство», в которую вошли девятнадцать рассказов, в общем, всё лучшее, что автор, живущий в Германии, но пишущий на русском языке, успел создать.

Первое впечатление от прочитанного - классическая литература в современном прочтении. Очевидна авторская инициация Достоевским, но аллюзии рождаются скорее на Нормана Мейлера и Джэрома Дэвида Сэлинджера. От первого взята нагая откровенность повествования и препарирование мёртвой действительности, от второго - лирический герой, романтик и бунтарь, потерянный в современном мире. Правда, авторский стиль здесь, безусловно, не столь ярок и убедителен.

Более любопытной выглядит схематика произведений Маверика, напоминающих компьютерную игру. История героя в «Маленьком волшебстве», а герой здесь, не смотря на разные имена и типажи, один и тот же, прописана до мельчайших подробностей; Маверик вообще любит подмечать детали, вроде «у того-то и друзей не было, кроме двух русских, вернее казахских немцев - занудных типов, ни о чём кроме походов по социальным ведомствах не говоривших». Можно даже определить разновидность этой компьютерной игры - РПГ, где доминирующим фактором является так называемый рост героя: он страница за страницей повышает свой статус, набирая очки опыта и получая новые умения. Занятно, что данное ощущение усиливает тот факт, что чаще других в названиях и текстах встречаются смысловые и лексические вариации слова «маленький» и «расти».

Из компьютерных игр первой на ум приходит Resident Evil. Да, скромный антураж, да, на первый взгляд банальный сюжет, но вопреки законам логики текст держит читательское внимание так плотно, словно уже вклинился в сознание. «Ну зачем я открыл этот ящик Пандоры?» - восклицает герой рассказа «Я, Шахерезада». Ощущение от чтения прозы Джона Маверика складывается именно такое: сначала - сомнительно-настороженное, а позже - удивлённо-ошарашенное. Не знаешь, что за дверью, какую ещё головоломку предстоит решить, с кем и с чем придётся встретиться в авторском доме кошмаров.

Человек, который наделил этим переживанием одного из своих героев, запомнил и запечатлел такое количество «штучек» и их расположений, что является бесспорным рекордсменом мира по этому виду памяти. Обладая той памятью, которой я обладаю, то есть вообще плохой, но ещё и ухудшенной образом жизни и историей, проведшей на моих глазах беспримерный геноцид деталей, странно браться за воспоминания о нём.
Текст как смерть
Текст как квест, текст как паззл для читателя. Он как вирус незаметно интегрируется в читателя; лишённый языковых изысков, написанный местами топорно и угловато, он, наоборот, странным образом использует свои недостатки себе же во благо и постепенно перерастает в занимательную форму безумия. Маверик, будто сумасшедший фармацевт, выдаёт яды за витамины, отравляя читателя. Пожалуй, сборник надо было назвать не маленькое, а безумное волшебство, потому что именно безумием, скрытым и явным, пропитаны рассказы русского немца. Возможно, тут сказалась и «мирская» профессия Джона Маверика - психиатр.

Простой мальчик, стоящий на берегу реки, думающий о своей жизни, решающий, что делать дальше. Ещё одна неприкаянная душа, ещё один ищущий себя романтик-максималист со своей извечной полемикой с миром. Постепенно он приоткрывается, как скрипучая дверь в Resident Evil, являя читателю, словно грязное бельё, множество сомнительных подробностей жизни: хастлер, гомосексуалист, жертва насилия.

Людмила Улицкая старается не перечитывать своих старых текстов. Они изменили её сознание и, значит, сделали своё дело. На её столе - Пушкин, Бунин, Битов, Достоевский. Летом прочитала «Даниэля Штайна, переводчика», и захотелось поговорить с автором этой книги. Не о романе, вообще. Но Людмила Улицкая дала согласие только на письменные ответы. Потому что пишет: говорят, чернила брызгают, отвлекать не надо. Хорошо, письменное так письменное. Это лучше, чем ничего.
Людмила Улицкая: «Ощущение, что всё время пишу один и тот же текст»
И тут автор, собственно, балансирует на тонкой грани: он рискует скатиться либо в откровенную чернуху, либо в излишний сюр. С другой стороны именно данная смысловая эквилибристика и может увлечь читателя, особенно если она упорядочивается - в большинстве рассказов это автору удаётся - своевременной демонстрацией второй стороны медали, когда белое разбавляет чёрное. И если где-то в затхлом амбаре повесился одинокий старик, то рядом обязательно найдётся место искренней чистой дружбе: «А потом я и Мориц забирались на чердак, бросали на пол старые матрацы и, лежа голова к голове, полночи перешептывались о самом сокровенном, часто о таком, о чем ни за что не решились бы говорить при свете дня».

Встраивая в хлипкий организм обыденности ген безумия, порождающий дальнейшие мутации, наблюдать за которыми достаточно интересно, Джон Маверик создаёт социальный хоррор, постепенно трансформирующийся в занятное размышление о природе человеческих страхов и надежд. Такие себе записки лечащего врача из подполья.

 Платон Беседин