Літературний дайджест

В поэтическом эпиграфе к книге Арабов пишет, что не ведает «лучше судьбы, чем лечь потрохами наружу…» Оформление сборника овеществляет метафору и делаёт её наглядной. Совсем как кино.

Стихи Юрия Арабова напоминают фильмы снятые по его сценариям, точнее их фрагменты: очень уж они напоминают музыкальные проигрыши с высоким символическим содержанием деталей – есть в кино такие эпизоды, когда между сценами проходит какое-то время («шли годы») за кадром начинает звучать многозначительная музыка, а камера задумчиво шарит по окрестностям, выхватывая то одну, то другую подробность.

Важно спрессовать в минуту хронометража некоторую нарративную скороговорку, предельно концентрированный опыт, который каждый из зрителей понимает и расшифровывает по-своему: каждый поэтический текст Юрия Арабова, словно бы сложенный из одновременно выходящих на поверхность разновременных геологических пластов, и есть такие переходные мостки между эмоциями и временами.

Моисей был в зоне неуверенного приёма,
А все остальные - в зоне рискованного земледелия.
Иаков боролся с Богом, но ему не хватило приёма,
А потом началось фатальное отупение.

Мгновенные переключения регистров, стилистических или лингвистических, актуальные, «газетные» реалии, перемешанные с библейскими персонажами и пейзажами, городскими ли, ландшафтными, можно сравнить то ли с фасеточным зрением, охочем до разнообразия, то ли с клиповым монтажом, оставляющем зазоры для свободно сквозящих ассоциаций.

Тексты, идущие один за другим и складывающиеся в четыре цикла (+ большое эссе) похожи на подшивку мета-газеты, куда попадают новости не столько внешнего мира, сколько внутренней жизни самого сочинителя.

На это впечатление работает и замечательное оформление сборника, точное и изящное (редко какой поэтический сборник сегодня выпускается с таким тщанием): цветная суперобложка представляет из себя панорамную художественную фотографию, которая вполне могла бы стать кадром, ну, например, «Скорбного бесчувствия» и, если точнее, «Дней затмения».

Кирпичная руина с фактурно выделенной фильтрами кладкой; подфотошопленные небеса; железный гараж в углу двора и притулившейся к нему старуха в шубе; нехитрый скарб распотрошённого бытия – тряпки, ветошь, коробки, ящики, на верёвках висит бельё. Затоптанная земля, скупая травка, мусор.

И я понял, что пью здесь в последний раз. 
Я поднял голову. В облаках
Синел какой-то провал иль глаз, 
И дождь прошёлся на каблуках.

Корешок рассекает останки дома ровно посредине – меж двух разношенных окон на две симметричные половины, забитые разнородным содержанием. Фотокартина Константина Худякова, «Мать», помещённая на шедевральный супер расчленена на фрагменты, разбросанные по книге, которая, точно пазл, вот точно так же складывается в широкое ментальное полотно из «образа мыслей» и «образа жизни» (названия главных разделов сборника).

Простой и красивый ход, многое объясняющий и в текстах самого Арабова и в том, на каких принципах «Земля» стоит. Точнее, построена. Простроена; эффектное распределение спецэффектов выдает в авторе этой поэтической книжки, пожалуй, самого важного сегодня кинодраматурга.

Дмитрий Бавильский