
Літературний дайджест
Олег Зоберн: предлагаю выпить свежей крови молодого кота
Олег Зоберн— прозаик ииздатель— персона всовременном российском литпроцессе весьма колоритная.
Замечателен хотя бы тем, что, во-первых, этот самый процесс он четко синкопирует и словом, и делом. А во-вторых, соответствует времени, в котором появляются молодые люди, у которых, в свою очередь, все получается, и поэтому частенько им дают делать все, что захотят. И не только в литературе. Хотя, именно с этого места хотелось бы поподробнее, поскольку, опять-таки, именно на этом плацдарме Зоберн зорко отслеживает грустную паству нынешних литературных времен.
Олег, вы - «всего лишь» недавний выпускник Литинститута (говорить «что-то я тебя у Рейхстага не помню» не буду, поскольку заканчивал его намного раньше), издавший книжку рассказов и придумавший книжную серию «Уроки русского». И вот уже переходите с этими «уроками» из издательства в издательство, в последнем из которых у вас отдельный кабинет, никакого начальства над головой, вполне угадываемый достаток за душой, и главное - право самому подбирать авторов для своего проекта. Как вам удался столь стремительный взлет? Или в вас просто поверили хорошие старшие товарищи по издательскому бизнесу?
В меня поверил Диавол, хозяин объективной реальности, с тех пор ему и служу на своем посту, а если говорить о стремительном движении, то это не взлет, а падение: заниматься классическим книгоизданием во времена спутникового интернета занятие - довольно смешное, при том, что не ради прибыли. В офисе почти не бываю, так что отдельного кабинета нет. Впрочем, кабинет был в издательской группе «Азбука-Аттикус», его окна выходили на старое мусульманское кладбище, но сейчас предпочитаю работать дома: много гуляю, сижу с ноутбуком в парке поблизости. Утром был там: птицы поют, молодая трава. В ямах еще стоит талая вода. Уже летают первые бабочки. Растут поганки. Представляете, видел сегодня, как довольно крупный черный жук тащил по дорожке мертвого дождевого червяка, заметил меня, испугался, бросил червяка, кинулся бежать... Издательств же в истории серии всего два: упомянутый «Аттикус», а теперь - «Новое литературное обозрение».
Это одно из самых «закрытых» издательств в Москве, как вы туда попали?
Ирина Прохорова решила продолжить эту серию. И я не думаю, что издательство закрытое: наоборот, постоянно какая-то жизнь происходит, чтения, презентации и научные конференции. Пожалуйста - приходи и приобщайся. Это в ЭКСМО фейс-контроль даже для своих, запрещено, например, наносить татуировки на лицо и руки, а сотрудник НЛО может представлять собой мозг в коробочке или культурный код, с виду больше похожий на бездомного.
Для меня лично «Уроки русского» - сродни авторской серии «Внутренний голос», которую Дима Бавильский когда-то составлял для «Emergency Exit», и в которой вышел убойный сборник «Листая» Вадима Темирова, а также «Неформат» Вячеслава Курицына для «Астрели» где интересна (т. е. «неформатна») была лишь книжка Ирины Дудиной «Пение птиц в положении лежа». Да еще, пожалуй, избранный подход Дмитрия Волчека в библиотеке его «Митиного журнала», но там из отечественных авторов почему-то запомнился лишь Александр Маркин с его дневниками. У вас же вроде бы каждое лыко в строку, и любой автор серии уникален, интересен и далеко не случаен в своей и языковой и стилистической (да и сюжетной - у Байтова и Гаврилова) непроходимости. Нет ли здесь оскомины от Литинститута, а также отчаянных поисков того, что там, кажется, лишь в последнее время приветствуется? Чернуха, например, но не в стиле деревенщиков, а поновее... Или я что-то путаю?
Да, путаете.
А как насчет нового автора, который вот-вот выйдет в «Уроках русского»? Софья Купряшина - кто она? Ее «Счастье», помнится, обнаружил в начале двухтысячных на книжном складе, стоящим подле раритетного, еще советского трехтомника с «Приключениями Незнайки» Николая Носова. Нынче тот сборник тоже редкость, хотя, знаю, что кое-кто помнит, любит и обрадован новой книжке Купряшиной. Насколько, кстати, она нова, и как долго ее собирали, если речь о принципиально иной, обновленной книге рассказов?
Софья Купряшина - зверская и непростая женщина. У некоторых специалистов к ее письму сложился ханжески-утилитарный подход, видят только суровую фактуру, образный ряд, но там дальше - очень плотная материя, которая требует серьезного критического исследования. А многие обходятся мутными слухами о жизни Купряшиной, что она занимается наведением порчи за деньги, содержит бордель, пьет воду из Москвы-реки... В книгу вошли новые, не публиковавшиеся рассказы. И некоторые ее «программные» тоже. Две предыдущие книги Купряшиной сделаны, по мнению автора, не очень удачно, а эта ей нравится. Софья - рассказчица, а издатели в «Зебре-Е» принудили ее склеить из рассказов роман, это я о книге «Царица поездов». Дебютная же книга «Счастье» - симпатичная, но многих отпугнуло название, надо быть совсем уже непримиримым эстетом, чтобы увидеть в этом слове под именем и фамилией неизвестной женщины какие-то веселые тайные знаки.
Как думаете, у этой, мягко говоря, непростой книги есть будущее? Если взглянуть трезво, не обольщаясь.
Посмотрим. Вдруг кто-то захочет-таки получить немного своего законного кайфа от чтения.
Что вы можете сказать этому читателю как составитель?
Вперед, мой друг, Купряшина ждет тебя.
До одури начитавшись всех этих кислых, то есть, пардон, кисейных барышень вроде Юлии Кисиной, утрачиваешь зоркость, и если героине Купряшиной мерещится в рекламных надписях «Мит» и «ОТС» Мирра и Отто, то в одной из ее первых фраз «молодой человек, избравший для себя девушку» - не без влияния Вашей, Олег, «Шыри» - мне вообще привиделся «молодой человек, изображавший из себя девушку». Итак, об аберрациях ума и сердца. Вам самому нравятся подобные авторы начала 90-х? Почему бы тогда в серии «Уроки русского» не издать тогдашнюю поросль из литинститутской пробирки вроде Валерии Нарбиковой?
Авторов серии «Уроки русского» можно разделить на живых и мертвых. И к отбору живых такой подход: я встречаюсь с человеком и предлагаю ему выпить немного свежей крови молодого кота. Если кандидата рвет, то он не подходит, а если все в порядке и в глазах писателя появляется здоровый животный блеск, первородный огонек, то он становится моим автором. Софья Купряшина прошла тест нормально, а Нарбикова (дело было у нее дома) упала на ковер и забилась в судорогах. Это было прошлым летом, ночью, во время грозы, мы приехали к Валерии на Полежаевскую с писателем Дмитрием Даниловым, и он был свидетелем того, как она упала, потеряв сознание, а дверцы деревянных шкафов в ее комнате открылись - из них стали выпрыгивать маленькие волосатые комочки - альрауны. Прогнать их трудно, они достаточно опасны, но не для хозяина, а для гостей. Данилов побежал к двери и выскочил на лестничную клетку, а я вылез в окно. Дом ремонтировался, был окружен строительными лесами, и я благополучно спустился по ним вниз. Валерия потом звонила мне, через несколько дней, рассказывала... А вообще, мне у нее нравится роман «Равновесие света дневных и ночных звезд», в нем есть такая теплая глубина, как будто он может продолжаться до тех пор, пока не иссякнут вариативные возможности языка, пока сочетания символов не начнут повторяться.
А как складывается судьба других, уже вышедших книг «уроков»?
Проект «Уроки русского» в целом - попал в шорт-лист премии им. Андрея Белого не так давно. Николай Байтов стал наконец признанным классиком. Александр Шарыпов и Михаил Новиков спустились с вершин и сидят с нами, поддерживая беседу, хоть воздух здесь и сер. Выходят рецензии на книги. Что-то переводят. Люди шлют мне письма и новые рукописи. А по повести «Вопль впередсмотрящего» Анатолия Гаврилова, которая опубликована в одноименной серийной книге осенью 2011 года, сейчас делают спектакль в Московском Художественном театре; в июне - пробный закрытый показ, посмотрим, вдруг получится. Режиссер - Борис Павлович.
А вот по поводу обложек серии «Уроков русского». Честно говоря, «Черный и зеленый» Дмитрия Данилов был никакой, то же самое обложка «Берлинской флейты» Анатолия Гаврилов, и только «Думай, что говоришь» Николая Байтова и второй сборник Гаврилова «Вопль впередсмотрящего» приблизились к вещной, почти физиологической сути серии: сделано своими руками. Нынешняя «Видоискательница» Софьи Купряшиной в этом смысле - верх совершенства. Такими кнопочками и крючочками, если помните, был оформлен первый, холщовый том «Мифогенной любви каст» Пепперштейна и Ануфриева (во втором исчезла «холщовая» фактура). Подобный домотканый подход к оформлению - это исконно-посконная фишка «НЛО», или наконец-то отображает сермяжную правду серии «Уроки русского»?
Обложками «Уроков русского» занимается Дмитрий Захаров, основатель известной московской дизайн-студии «Бритва», у него профессиональная команда работает.
А кто делал обложку «Видоискательницы»? Раньше, помнится, Вы выносили придумки художника на суд читателей в Фейсбуке? А как теперь?
В основе этой обложки - фрагмент инсталляции самой Софьи Купряшиной, мы с сотрудником студии художником Антоном Тотибадзе ездили домой к Софье фотографировать этот коллаж, потом долго доводили картинку в фотошопе. Просто, однажды в гостях у нее я, думая, как сделать обложку, увидел этот объект искусства, и он мне понравился. Кстати, в окне на картинке - лицо автора.
Каким вам видится читатель «Уроков русского»? И если уж полагаетесь на свой собственный вкус в отборе авторов, то, возможно, стоит заикнуться о формировании личного «стиля поколения»? Хотя бы читательского.
Это такой герой, формирующий для себя хаотичное, но честное свидетельство эпохи. И он пытается справиться с переизбытком информации вообще. Как-то постичь хаос можно только предельно деструктивно, в момент распада собственного «я», поэтому читатель «уроков», помимо прочего, тот, кто не боится исчезать и возникать в новых, бессовестных и непредсказуемых формах. «Уроки русского» - красочная агония высокой книжной культуры, и слово «поколение» сюда не очень подходит, в нем есть что-то деятельное, здоровое, напористое, неискушенное, даже если это поколение потерялось, как скауты в лесу. И вот прямо на них выходит из чащи...
Зверь Апокалипсиса?
Пусть так. Но, чтобы его встретить, не обязательно заблудиться в лесу. Им является даже ваш домашний котик, при условии, что вы видите его последний раз в жизни.
Цветной корешок вашей серии напоминает флаг ЛГБТ. Как появилась идея сделать именно такое серийное оформление?
Это серийное оформление придумал генеральный директор ИГ «Азбука-Аттикус» Аркадий Витрук. Такое изящное и простое решение - книги на полках не затеряются, их легко собрать вместе. Полосатый литературный процесс как альтернатива волосатому. Вряд ли имелось в виду ЛГБТ-движение, но я не против, если, например, из Министерства культуры, профильных ведомств и соответствующих комиссий в Московском княжестве уйдут еще советской закалки воинствующие гондоны, а ЛГБТшники займут их посты, - вот тогда-то и начнется хоть какое-то культурно-литературное разнообразие не за счет олигархов, а за счет рядовых налогоплательщиков.
То есть, вы думаете, что уйдут КГБшники, а придут...
Было бы интересно, потому что общество давно готово: несколько яростных агитационных телепередач по телевизору в прайм-тайм, постоянные тематические баннеры на титульных страницах русскоязычных веб-поисковиков, ряд хорошо организованных демотиваторных атак в соцсетях, - и по Красной площади в следующий День Победы повезут не ядерную ракету, а огромный шоколадный хуй, окропленный вишневым вареньем, вокруг которого будут танцевать самбу тысячи ипотечных клерков. Правда, Московское княжество придется окончательно изолировать от регионов - стену что ли построить наподобие Берлинской. Знаете, кстати, как отличить бывшего КГБшника от обычного деятельного пенсионера?
Как?
Во время разговора он быстро-быстро облизывается. По-змеиному. Мне тут один человек, из бывших дипломатов, прислал рукопись, автобиографическая проза о его работе на Западе сорок лет назад. Под условным, скажем так, названием «Стеснительный атташе, или первое убийство». Мы немного пообщались по скайпу, он рассказывал о себе и постоянно облизывался.
Будете печатать эту вещь?
Нет, написано небрежно.
Олег, я слышал, что у книги Купряшиной будет две обложки. С одной она выйдет в России, а другая якобы предназначена для зарубежного читателя. Неужели все так серьезно? В чем разница, и будут ли отличаться сами тексты? Что вы еще придумали для рекламы издания, если уж закрутилась такая недетская интрига?
В итоге обложка одна. Текст, естественно, тоже. А для рекламы этой книги у нас есть сценарий - супербюджетная, текстуальная версия буктрейлера, вот она:
_____________________________________________________________________________
Грязная, в потёках и трещинах, стена. Тусклый, неровный свет (можно подчеркнуть виньетированием). Камера скользит вниз вдоль стены. Вверх уплывают полустёртые рисунки, наскальная живопись (кого-то режут), пятна, слизь, просвечивающие через отвалившуюся штукатурку крошащиеся кирпичи, силуэт рыбы, условный рисунок голой тёлки, лик с туринской плащаницы, нарисованный баллончиком через шаблон, слово «ХУЙ»; везде ползают насекомые.
Голос за кадром (мужской хорошо артикулированный бас, проникновенные интонации. На многоточиях как бы задумывается. Реверберация, компрессия. Далеко на фоне - музыка): Давным-давно - тысячелетия назад - люди заметили, что любой сюжет, любая история так или иначе сводится к семи смертным грехам. И незамысловатый анекдот, и изощреннейший из написанных в ХХ веке романов - это, по сути, вещи одного порядка.
Камера добирается до уровня, когда виден пол. Это обычный подъезд с синей изрисованной стеной. На кафельном потрескавшемся полу - бутылки и мусор. Приходит уборщица: убогая, горбатая, лица не видно, огромные отвислые груди (очень напоминает одну из наскальных картинок выше) - ставит ведро, выжимает в него черную грязь с тряпки, уходит. Лязг вставшего на кафель ведра и его визуальное акцентирование (небольшой наплыв, подсвечивание, детализация) совпадают со словами «вещи одного порядка».
Камера не двигается. Слышны пьяные крики («опять блевать будет, будешь жрать?»). В кадре появляется шатающийся пролетарий, становится на колени, блюёт в ведро (немного промахивается, попадает на пол, жидкость стекает по краю ведра), отползает.
Картинка дергается, несколько кадров шума, устанавливается снова: ведро, стена, пол. На фоне стены возникает (именно возникает) испуганный человек с бегающими глазами, потом перед ним материализуются ещё двое. «Где бабло, сука. Где бабло, блядь». Бьют стоящего у стены. Крупный план (профиль): человек, стоявший у стены, склонился над ведром, изо рта и из глаз сочится кровь.
Картинка дергается, несколько кадров шума, устанавливается снова: ведро, стена, пол.
На фоне стены появляется гинекологическое кресло, врач рукой в перчатке достаёт с хлюпающим звуком из женщины плод, кидает в ведро.
Картинка дергается, несколько кадров шума, устанавливается снова: ведро, стена, пол.
В ведро кто-то мочится.
Картинка дергается, несколько кадров шума, устанавливается снова: ведро, стена, пол.
Камера приближается к ведру. До этого оно было видно только и исключительно в профиль. Сейчас камера поднимается, и постепенно открывается его содержимое.
Голос за кадром: Как странно... литература - самое возвышенное, светлое и чистое из того, что создано людьми - есть не что иное, как спрессованные грехи человечества, грязь, мерзость, боль, разложение души и плоти.
Содержимое ведра занимает весь экран: там, в идеальной чистоте, лежит книга Купряшиной. Сияющая (буквально) полосатая структура серийного оформления на обложке. Затемнение. Название книги и ниже - мельче - название серии. Затемнение. Слоган (на экране и дублируется голосом):
СОФЬЯ КУПРЯШИНА.
Игорь Бондарь-Терещенко