Літературний дайджест

Заглавное эссе этого тревелога — «Старый патагонский экспресс» — уже публиковалось в издательстве Paulsen четыре года назад («Все четыре стороны света. Книга 1»). По всему выходило, что «Патагония — это полная пустота», и непонятно, зачем туда вообще тащиться. Но философия Теру-путешественника (не путать с Теру-писателем) в том и заключается, что перемещение в пространстве осуществляется вовсе не с целью что-то обнаружить.

«Путешествие — это способ исчезнуть, одинокая линия от точки на карте к полному забвению». А тот, кто отправляется в дорогу с целью вписать свое имя в историю или на худой конец в путевой дневник, на деле самовлюбленный, лишенный любопытства дурак.

Сам Теру терпеть не может достопримечательности и туризм, «когда все ездят смотреть одно и то же», презирает романтических путешественников, «которые, прихватив с собой чемоданы книг, сматываются в чужие края ради дорогостоящего адюльтера», и перестает здороваться с теми, кто называет путевые заметки его лучшим произведением («тогда я просто взрываюсь»). Примерно половина объема его очерков о путешествии в Патагонию посвящена разновидностям поездов, модификациям вагонов, видам из окна и остроумным байкам про попутчиков (один все время чавкал и тявкал, другая отправилась «по пути дзен, успев постичь понятие Единства или Свинства», третья без конца повторяла: «Быожже», якобы пародируя бостонский акцент).

В самом начале своего железнодорожного маршрута из Бостона до Эскуэля Теру признается, что хотел написать принципиально иную книгу о Патагонии, нежели его друг Брюс Чатвин: «Он написал о том, как был в Патагонии, а я хотел описать, как добирался туда, — именно это было моей целью». Самым большим изъяном книг о путешествиях, по его мнению, является то, что авторы совершенно игнорируют главный вопрос — «а как вы вообще там оказались?».

Автора «Патагонского экспресса» буквально бесят штампованные «завлекательные начала» тревел-историй, оформленные в виде шутки или пугающего эпизода: «под нами расстилалась зелень тропиков» или «термиты сожрали за ночь мой гамак». Теру интересует не конкретная точка на карте, а движущие силы путешествия: какая нужда, тоска, недостача заставила человека оторвать зад от мягкой кресельной подушки и отправиться черт-те куда навстречу пресловутым термитам.

Сам автор сполна разъясняет читателю этот вопрос. Его путь в Патагонию берет начало у порога родного дома в Бостоне, откуда он отправляется прямиком к станции метро, каковую по праву считает первым пунктом своего маршрута.

Чувство путешествия, по Теру, возникает в тот момент, когда на человека вдруг ни с того ни с сего перестают распространяться местные правила. Он не вздрагивает в подземке при виде угрожающего щита «Вы умеете правильно заполнять декларацию о доходах?», его больше не интересуют первополосные новости, не заботят колебания валютного курса — он только физически принадлежит данному месту, а на самом деле он уже в пути.

Еще одним раздражающим Теру фактором являются самолеты. Причин тому две: хроническая аэрофобия («Когда я сижу в самолете, заходящем на посадку, мое сердце готово выпрыгнуть из груди») и ненависть к виду сверху («Как и вижу сидящего в салоне писателя, который, прикусив язык, выводит в своем блокноте — «под нами расстилалась зелень тропиков»). Другое дело поезда: «свистки американских поездов всегда будят во мне легкую грусть — они как будто прощаются с вами», «эпоха джаза совпадает с эпохой железных дорог».

В принципе Пол Теру не дает никаких практических советов (разве что «не сообщать попутчикам цель своего пути», дабы не сглазить и не возбудить любопытство). Любое путешествие, по его мнению, как минимум наполовину состоит из ожиданий и неприятностей. Прочие авторы тревелогов злят его в том числе и тем, что умалчивают о моментах, «когда ими завладело отчаяние или панический страх». Конечный пункт маршрута волнует его куда меньше начального («Эта пустота, способная превратиться в начало для какого-нибудь отважного первопроходца, стало концом для меня»).

Возможно, написанный тридцать лет назад «Старый патагонский экспресс» кому-то покажется разочаровывающей книгой: не про звезды над пустыней и не про медитацию над колючками, а больше про вонючие носки, социальные барьеры и немытых попутчиков с их почавкиваниями и присербываниями. Но в какой-то момент понимаешь, что это вот мерное, в такт стуку колес брюзжание («с целью заглушить тоску») и есть самое адекватное описание того замеса из скуки, раздражения, раздумий и страхов, которые каждый переживает в дороге. Если только путешествие не является охотой за тысячами фейсбучных лайков — в этом случае лучше Теру вовсе не открывать.

Наталия Бабинцева