Літературний дайджест

Габриэль Пачеко - один из самых заметных мексиканских иллюстраторов - пока что не очень хорошо известен в нашей стране. В конце прошлого года в издательстве «Поляндрия» вышла первая книга с иллюстрациями Пачеко «Водяной человек и его фонтан». Интернет-сообщество, знающее, казалось бы, все и про всех, узнало об этом художнике немногим раньше. Меж тем думается, что Пачеко - один из тех иллюстраторов, которые просто обязаны быть широко представленными в России. Дело даже не в таланте художника - он, безусловно, присутствует, - но в мировоззрении, которое внезапно оказывается родственным отечественному культурному процессу. 

Пачеко сравнивают с Шагалом (еще его, правда, сравнивают с Босхом, но это сравнение воспринимать всерьез как-то не получается). В какой-то степени это, конечно, верно: «шагаловские» позы можно видеть у героев Пачеко в «Лебедином озере» или, скажем, в «Русалочке». Тем не менее важно понимать, что основное влияние на иллюстратора оказала национальная культура: доколумбова, модернистская и современная. В первую очередь это касается цветовых решений: широко используемые синий (от сапфирового до циана) и сепия или, напротив, контрастные желто-красные сочетания встречаются у Пачеко так же часто, как и в национальных мексиканских костюмах или знаменитых интерьерах «под Кало». Композиционно Пачеко также чрезвычайно близок мексиканской традиции: упомянем лишь Руфино Тамайо, Сикейроса, Диего Риверу и фотографии Грасьелы Иртубид. С Кало же Пачеко объединяет не только привычка помещать одинокие объекты в почти пустые открытые или закрытые пространства - сравните многочисленные автопортреты Кало с иллюстрациями Пачеко к текстам Андерсена, братьев Гримм и Мериме, - но и тот факт, что в 2010 году Пачеко иллюстрировал книгу Марии Баранды о Кало Frida Kahlo: Una historia posible. Работа вышла довольно неоднозначная с точки зрения художественной техники: установка на статичность, кажется, в этот раз подвела иллюстратора. 

Впрочем, очевидная традиционность Пачеко - не главное его достоинство, благо каждый второй ибероамериканский иллюстратор может уверенно сказать, что не забывает своих корней. Среди таких художников - Мигель Анхель Диез, Мария Вернике, Гваделупе Белграно и многие другие. Совсем другое дело - идеи, которые как раз должны быть близки российскому читателю. 

Пачеко относится к сказочной реальности со вполне ощутимой тревогой и печалью. Это не тот случай, когда иллюстратор идет за сюжетом: положим, в «Русалочке» или «Отверженных» и впрямь мало что может воодушевить, но ведь и вполне позитивные «Бременские музыканты» не вызывают у художника радости. Речь, скорее, об изначальном недоверии к сказке - двойственная материя которой достаточно вещественна, чтобы увлечь, захватить, очаровать, но недостаточно реальна, чтобы позволить читателю наказать морскую ведьму или присоединиться к мохнато-пернатому квартету братьев Гримм. В результате Пачеко берется иллюстрировать каждую новую книгу с неким чувством обреченности, с осознанием, что воплощенный им мир так и не сможет воплотиться до конца. Подобная эмоция вовсе не редкость, однако, кажется, именно для современной российской культуры она становится определяющей.Возможно, дело в не идущей у нас на спад популярности магического реализма, для которого подобное отношение демиурга к объекту творения - фактически норма (достаточно вспомнить Борхеса или - из недавнего - Мариам Петросян). Вполне вероятно, однако, и другое: Пачеко вызывает такое четкое ощущение узнавания потому, что его герои - статичные или в мнимом движении, непропорциональные, находящиеся в неестественных позах - отчетливо напоминают грустных клоунов, которые в нашей стране всегда были любимы. Кажется даже, что самый главный грустный клоун - Слава Полунин - вместе со всем своим «Кораблем дураков» незримо присутствует на картинах Пачеко. Случайно это совпадение или нет - но если и случайно, то явно не из тех случайных совпадений, что можно проигнорировать.

Мария Скаф