Літературний дайджест
Владимир Маканин: «Сейчас интеллект не ценится, но терпится»
«Литература online». Известный писатель о своём новом романе, стукачах, читателях и интеллигентах.
Стукачество существует в каждом государстве. Это альфа и омега всякой власти. Она всегда была и всегда будет так устроена, что ей нужны будут стукачи и доносители. И не нужно себя успокаивать, что это явление временное, что пройдёт 50 лет и всё изменится. Нет, такое положение вещей будет всегда!
Своим новым романом «Три сестры и Кандинский», вышедшим в издательстве «Эксмо», Владимир Маканин подвёл своеобразную черту под десятилетием, из которого выросла вся современная Россия. На страницах романа перед читателем разворачиваются сцены из жизни 90-х.
Продолжая тему, поднятую ещё в романе «Андеграунд, или Герой нашего времени», Маканин констатирует: героев у этого времени нет. Художественный андеграунд отыграл свою роль, остались лишь декорации и… стукачи.
— Многие (и критики, и читатели) окрестили вашу книгу «Три сестры и Кандинский» романом о стукачах. Так ли это? — У вас есть конкретное определение понятия «стукач»? Власть всегда была и всегда будет так устроена, что ей нужны будут стукачи и доносители. И не нужно себя успокаивать, что это явление временное, что пройдёт каких-то, допустим, 50 лет и всё изменится. Нет, такое положение вещей будет всегда! Но вопрос в том, что нам при любой власти будут предлагать подобного рода сотрудничество, а вот соглашаться или нет — личное дело каждого. Вопрос именно в том и заключается, насколько каждый из нас готов оказывать такую «помощь» власти. Теперь о классификации стукачества. В моём романе описаны два классических вида: простой и интеллигентный. Интеллигентный стукач делает то, что делает, не ради того, чтобы доносить, а ради идеи. Самодоносительство — свойство интеллигента, потому что он искренне жаждет мира и гармонии между всеми. Другой вид — так называемый простой — доносит просто потому, что за это платят деньги. — Ваш новый роман перекликается с книгой «Андеграунд, или Герой нашего времени». Можно ли назвать его своеобразным продолжением начатой ранее темы? — Одного из героев романа «Три сестры и Кандинский» зовут Артём Константа. Вы дали ему такое имя, потому что точно знаете, что от таких людей в обществе невозможно избавиться? К сожалению, время сработало нелучшим для них образом, потому что либо эти люди погибли, либо как-то закончились. Но самое драматичное было, когда они стали попадать во власть или просто в начальники. Тогда стало видно, как они много потеряли, как хороши они были в подполье и как серы, бесцветны и неинтересны они стали, когда вышли. Они были рождены для подпольной борьбы и мощно воздействовали на таких, как я. Но, выйдя из тени, они даже докатились до руководства комсомолом. Это большая драма, потому что это были могучие личности. И я писал свою книгу тому андеграунду, который был и остался для меня навсегда в подполье. — Совсем недавно назвать человека интеллигентом считалось оскорблением. А как сейчас? Когда вы выходите сегодня на Новый Арбат и видите вереницы машин, то понимаете, кто сейчас играет главную роль. Сейчас интеллект не ценится, а скорее терпится. — Ваши произведения переведены на многие языки мира. В какой из зарубежных стран ваши романы пользуются наибольшей популярностью? — Какими именами русских писателей запомнится будущим поколениям первое десятилетие XXI века? В XIX веке Лев Толстой превосходил писателя Достоевского не просто на голову, а на несколько голов. И это было повсеместное мнение. Толстого ценил весь мир. Достоевский же был известен за рубежом, но очень мало. И посмотрите, что сделало время: Достоевский сегодня более востребован, чем Толстой. Дело не в том, что Достоевский был оценён не сразу. Просто само время повернуло из XIX в XX век — век более жёсткий, более мучительный. Достоевский стал очень востребован временем. Он не стал лучше Толстого. То, что сейчас в глазах читателей всего мира Достоевский превосходит по популярности Льва Толстого, — это не парадокс, а востребованность, которая диктуется временем: какое время, такие и пристрастия. Поэтому я не стал бы сегодня говорить, кто из моих современников переживёт века. Пусть время востребует, а там будет видно, кто какой писатель, какого уровня и важности. — Как вы относитесь к встречам с читателями? Вопросы задавала Мария Базарова
— Я хотел бы сказать, что «Три сестры и Кандинский» — это не роман о стукачах. Это книга о том, как мы сами себя видим, как сами себя оцениваем, как сами себя прощаем и не замечаем за собой дурного. И как, рассказывая о себе, мы вольно или невольно подменяем, приукрашиваем ситуацию и оправдываем себя. В том числе это, конечно, связано и с событиями, происходившими со всеми нами в 90-х годах, описанных в романе, и с доносительством.
— Когда мы говорим о стукачестве, необходимо понимать, что оно существует в каждом государстве. Это то, над чем мы смеёмся, что презираем, о чём рассказываем анекдоты. И тем не менее информаторы и информаторство (доносительство) — это альфа и омега всякой власти.
— Этот роман не только не писался без оглядки на «Андеграунд…», а продолжил разработку одной из его тем. Там тоже есть стукач и описан клинический, я бы сказал, острый случай денежного доносительства.
— Это прочтение появилось само собой. Когда я давал имя своему герою, это было спонтанно. Мне просто захотелось, чтобы оно было запоминающимся. И, как часто это бывает, попал в цель.
— Андеграунд сыграл свою историческую роль. Я не был человеком андеграунда, но я дружил с его представителями и видел трагедию людей, которые были талантливы и умны, обладали большой духовной смелостью, но ничего не могли сделать.
— В советское время интеллигенция играла первую скрипку в противостоянии власти. А сейчас, я бы сказал, интеллигенция знает своё место. Она есть, она существует, она пышет идеями, но… знает своё место. Её вытесняют, вытаптывают.
— Я могу судить по количеству изданных книг в той или другой стране. Например, во Франции их издано 16, а в Германии — 20, вот эти две страны лидируют. В Голландии хорошо читают мои книги. Вообще в странах Центральной Европы.
— Что касается писателей, то этот марафон очень долгий и не очень определённый. Я вам отвечу простым историческим примером.
— Мне, как любому автору, приятно видеть людей, которым интересна моя книга. Думаю, что всякое общение полезно. И писатель не обязательно должен быть одинок и сидеть в каком-то закутке. Можно иногда выйти на такое замечательное пространство и порадоваться.